Автор: Рыжая Элен
Бета: нет
Рейтинг: R (опять тяну за уши)
Пейринг: ФМ/ДС
Жанр: рождественская сказка, кейс, MSR,
Размер: макси
Статус: закончен
Саммари: полупритча, полусказка, полубред. Романтическое Рождественское Расследование. Откуда нам знать, как оно было на самом деле? А вдруг маленькие зеленые человечки и вправду существуют?
Время: Рождество 1973 года, Рождество 1999 года (7 сезон)
Предупреждение: немного волшебства – Рождество все-таки, да и Сказка
к тому же. Немного рассуждений о любви. И никакого ангста. Ну, почти никакого.
Дисклеймер: да ради Мерлина, не мое и не претендую
(все студии Fox и Картеру лично).
Часть первая. Рождество в Аннаполисе, или Сказка для Даны
«Иногда я еще до завтрака
успевала целых шесть раз
поверить в невероятное»
Белая королева.
Л. Кэрролл, «Алиса в Зазеркалье»
успевала целых шесть раз
поверить в невероятное»
Белая королева.
Л. Кэрролл, «Алиса в Зазеркалье»
24 декабря 1973 года.
16:25
24 декабря 1973 года.
16:25
***
- Это все глупости, - авторитетно заявляет Билли. - Обыкновенные девчачьи глупости! Ничего такого не бывает!
- Конечно, глупости, - Чарли соглашается со старшим братом. Билли для него – кумир, он всегда и во всем с ним соглашается.
- А вот и не глупости, не глупости! – обижается Мелисса и выдергивает из рук брата старую потрепанную книжонку.
Дана молчит. Билли, конечно, старше всех и больше всех знает – ведь ему уже четырнадцать лет, но он страшный воображала. И страшный зануда. Он считает, что знает даже больше, чем папа. А это уж точно неправда.
- Билли, пойдем в снежки играть, - Чарли тянет старшего брата за рукав свитера. – Ну их. Пусть тут сидят.
Сегодня с утра идет снег – в Аннаполисе это бывает не слишком часто, и братья, натянув шапки и перчатки, уходят на улицу. Дана и Мелисса остаются дома.
- Ты тоже не веришь? – Мелисса обиженно смотрит на сестру, и та смущается.
- Не знаю, - Дана пожимает плечами. – Может, Билли прав? Ведь ничего такого на самом деле не бывает!
Мелисса от обиды надувает губы и отворачивается к окну. Дана вздыхает. Она с гораздо большим удовольствием пошла бы играть в снежки с братьями – ведь Снежное Рождество случается в Аннаполисе так редко, но обижать сестру ей тоже не хочется. А Мелиссу мама на улицу не пустит – из-за простуды. И Дана остается дома из солидарности.
Мисси сидит на подоконнике, подложив под себя подушку. На шее у нее пестрый мамин шарф, рыжие волосы растрепаны, нос от насморка распух и покраснел так, что даже веснушек не видно, глаза заплаканы. И Дане становится ее очень жалко.
- Ну, может, бывает, - торопливо произносит Дана и тут же оговаривается: - только очень редко. И Мисси, их ведь никто не видел!
- Почему ты так думаешь?
- Потому что так говорит папа.
- Если папа их не видел, это еще не значит, что их нет! – Мисси листает книжку, находит, наконец, иллюстрацию: - Видишь?
В комнате сумеречно, лампа под потолком не горит, и свет проникает только через окно. В мансарде, куда забрались девочки, совсем не жарко – она плохо отапливается, и оконные стекла покрыты снежными узорами. Здесь пахнет старыми вещами, пылью и неразгаданными тайнами. Снизу, из кухни – теплом, имбирем, корицей и микстурой от кашля.
Дана щурит глаза и вглядывается в картинку на пожелтевшей странице. На картинке нарисован эльф – маленький, узкий, легкий, с тонкими полупрозрачными крылышками.
- Видишь? – повторяет Мелисса и хлюпает носом.
- Мисси, это просто кто-то придумал. Из головы, - с сомнением тянет Дана. – В учебниках по биологии ничего такого нет!
- Откуда ты знаешь? – запальчиво возмущается Мелисса. – Вы этого в школе еще не проходите!
- Я смотрела учебники Билли, - отвечает Дана. – Эльфов не бывает.
- Ну и иди отсюда, - вспыхивает Мелисса и от злости даже краснеет. – Я без тебя буду гадать. Одна!
Дана продолжает сидеть на старом продавленном пуфике, опершись острыми локтями о подоконник, и не уходит.
- Не злись, Мисси. Ты же сама знаешь, что все гадания – это неправда. Ну как бумажные картинки могут предсказать будущее?
- Вот ты мне не веришь, и зря, - хмурится Мелисса и шумно сморкается в платок. – А я умею гадать по-настоящему, взаправду. Я уже проверяла, и у меня все сбывается.
Дане не хочется ссориться.
- А давай погадаем на будущее. Или на тех, за кого мы выйдем замуж! – Мелисса спускает ноги с подоконника. – Сегодня ведь сочельник. Самое время!
- Мисси, уж это точно глупости, - почти десятилетней Дане рассуждения о будущих мужьях кажутся смешными. – Все мальчишки дураки. Я, может, совсем замуж не выйду. Я буду капитаном флота! – она высоко задирает нос в солнечных конопушках – таких же, как у сестры.
- Девчонок туда не берут, - мстительно говорит Мелисса и сощуривает пронзительно-зеленые глаза: - А папа?
- Папа – это папа. А мальчишки все равно дураки, - говорит Дана и завистливо вздыхает, глядя в окно, как братья радостно тузят друг друга и швыряют в стену дома снежки, слепленные из свежего влажного снега – так, что рождественский венок из остролиста, висящий на двери, опасно раскачивается. – Как ты хочешь гадать? В карты я не верю.
- Мы не на картах, мы на воске, - говорит Мелисса. – У меня есть несколько кусочков. Он настоящий, волшебный.
- Волшебного воска не бывает, - Дана очень любит сестру, но согласиться с тем, во что она не верит - выше ее сил.
- Да ты трусишь! – злится Мелисса. – Ты просто трусиха!
- Не трусиха! – Дана вскидывается, будто ее ужалили.
- Трусиха, - удовлетворенно повторяет Мелисса, прекрасно знающая, чем можно ее зацепить. – Если не хочешь гадать – значит, трусиха. Ты боишься!
Дана хочет снова сказать, что это неправда, но снизу раздается звонкий голос:
- Дана, Мисси! – это мама зовет дочерей из кухни. – Пойдемте делать печенье. Мисси, ты приняла сироп от кашля?
Сестры спускаются по лестнице вниз. Дана не очень-то любит печь печенье, а Мисси не хочется глотать противный сироп, но в семье Скалли перечить матери не принято.
На кухне светло, тепло и немного суетно. Мелисса морщится, но покорно проглатывает то, что мать налила в ложку. За лепкой рождественского печенья сестры упорно молчат, дуясь друг на друга, но потом, когда все закончено и мать загружает противень в духовой шкаф, Мелисса опять спрашивает:
- Ты идешь?
Дана молча кивает – лучше плавить воск, чем слушать, как старшая сестра обзывает тебя трусихой. А она, Дана, не трусиха вовсе. Она даже из ружья стрелять умеет. Причем не хуже Билли.
Они снова поднимаются в мансарду. За окном совсем стемнело, и здесь стоит теплая пыльная темнота. Девочки садятся на пол поближе к окну, и Мелисса вытаскивает из старой тумбочки большую миску, толстую восковую свечу и маленький ковшик для соусов, который утащила с кухни. Свеча горит ровно и ярко, и пахнет теплым воском.
Мелисса достает из бордового бархатного мешочка, расшитого цветным бисером и бусинами, несколько кубиков темного воска и кладет один в ковшик. Дана со вздохом отправляется за водой. Когда она возвращается, Мелисса сосредоточенно держит ковшик над свечкой и что-то бормочет, делая рукой вокруг себя странные движения. Пахнет нагретым металлом и горящей пылью. Мелисса что-то бормочет про парней, про суженых, и вообще, по мнению Даны, несет всякий бред.
- Держи, - говорит Мелисса Дане и протягивает ей горячий ковшик. – Выливай.
Дана замирает в нерешительности, но услышав торопливое Мелиссино «Опять трусишь?» - судорожно опрокидывает содержимое ковшика в миску с водой.
Сестры долго разглядывают при свете свечи то, что получилось.
- Что это? – в недоумении спрашивает Дана. – Может, какая-нибудь буква? Как по этой ерунде определить? На собаку похоже. Причем здесь собака?
- Не знаю, - с сомнением говорит Мисси. – Это не собака, это лиса. Видишь, хвост какой? Ой, я поняла, - смеется она. – Твой парень будет рыжий, как мы! Наверное, это будет Стив МакГроу, у которого отец держит аптеку. Ты ему нравишься!
- Глупости это все, - злится Дана. Она терпеть не может задаваку Стива, который чуть что – бежит жаловаться отцу, если с ним подраться или что-нибудь еще. А сам того и гляди или подножку подставит, или за волосы дернет. – И Стив – полный придурок. Никогда в жизни не выйду за него замуж!
- Давай снова, - Мелисса кладет новый кусочек воска в ковшик. – На, сама растапливай.
Воск медленно оплывает в ковшике, а потом шипит, выливаясь в холодную воду.
- А это что? – сестры крутят миску, пытаясь понять, что за фигурка получилась.
- Вообще непонятно, - фыркает Дана. – Какая-то чушь.
- Это на Каспера похоже, - хихикает Мелисса. – На привидение из мультика. Это точно Стив – он такой же бледный вечно и голос у него похож!
- Сама ты привидение! Топи теперь сама! – Дана впихивает ковшик сестре в руки. – Я вообще никогда замуж не выйду. Стив – придурок!
Мелисса топит воск, и сестры снова склоняют рыжие головы над миской с водой.
- Не понимаю, - Мелисса крутит миску во все стороны. – Что это?
- Это похоже на туз пик, - говорит Дана. – Твой парень будет картежник?
Мелисса бледнеет – даже в темноте мансарды это хорошо заметно.
- Ты чего? – спрашивает Дана.
- Ничего, - Мелисса снова берет восковой кубик. - Попробую еще раз.
Она снова льет воск в воду.
На этот раз выпадает крест. Сестры замолкают на мгновение.
- Мисси, я же говорю, что это все – ерунда, - уверенно говорит Дана.
- Да, наверное, - не сразу отвечает Мелисса, но голос у нее дрожит. – Это все и вправду ерунда.
Мелисса быстро ломает свой застывший воск.
- Девочки, вы здесь? – слышится голос снизу. – Дана! Мелисса! Папа приехал!
- Это мама, - Мелисса быстро задувает свечу. – Пошли вниз.
Она хватает младшую сестру за руку и тащит по лестнице.
***
Перед сном Дана аккуратно прячет в маленькую записную книжку плоские восковые фигурки, вложив их в бумажный конверт. Просто на всякий случай.
Праздничный ужин позади, завтра с самого утра они с Мелиссой побегут вниз разбирать под елкой подарки. Конечно, они будут говорить спасибо Санта Клаусу, хотя прекрасно известно, что подарки под елку кладут мама и папа. Мелисса и Билли опять будут спорить до хрипоты. Сегодня за праздничным ужином они чуть не подрались, когда Билли говорил, что эльфов не бывает. Все-таки старшие братья – страшно вредные люди. Мелисса рассказывала, что под Рождество в дом, кроме Санты, приходят маленькие зелененькие человечки. Они – помощники Санты, сидят у него в мешке с подарками, и во всем помогают ему. Мелисса говорила, что они умеют летать, и прибывают к нам из другого мира. Билл ее высмеивал и опять говорил про девчачьи глупости. Мама велела не ссориться, а папа сказал, что верить или нет - каждый решает для себя.
- Дана, ты не спишь? – Мелисса, закутавшись в одеяло, босыми ногами шлепает по полу и садится на кровать сестры.
- Нет. Мисси, если ты будешь ходить босиком, то ты заболеешь еще сильнее, и мама будет ругаться, - Дана подтягивает ноги к животу и освобождает сестре место на постели.
- Слушай, почему ты мне не веришь? – Мелисса пропускает ее слова мимо ушей.
- Потому, Мисси, что эльфов никто никогда не видел, - лицо Даны очень серьезно – словно она отвечает на уроке в школе. – Нет никаких доказательств того, что они действительно существуют.
Мелисса вздыхает.
- Неужели тебе даже не хочется, чтобы они были? – тоскливо спрашивает она. – Почему ты такая скучная, все у тебя по книжкам…
- Ничего не скучная, - Дана запихивает поглубже под подушку учебник Билла по физике. Она в нем не все пока понимает, но все равно читать страшно интересно. – Если ты мне покажешь живого эльфа, то конечно, я поверю.
Дверь в комнату девочек слегка приоткрыта, и на пол узкой полоской падает тусклый свет от ночника в коридоре. Прыгают неясные тени, снизу невнятно доносится разговор родителей из гостиной и какой-то шорох.
Вдруг Мелисса вскрикивает и подбирает ноги на кровать сестры.
- Ты чего? – спрашивает Дана.
- Смотри!
Что-то маленькое просовывается в приоткрытую дверь. Маленькое и зеленоватое, светящееся, скользит по полу, а потом внезапно раздается звонкое металлическое стрекотание.
Мелисса визжит:
- Это эльф, смотри скорее!
Дана отбрасывает одеяло, вскакивает на ноги и несется к двери.
За дверью раздается громкий хохот братьев, и Билл и Чарли несутся по коридору в свою комнату, вопя что-то вроде «Вот вам эльф!» Мама снизу кричит, чтобы все немедленно ложились спать.
Дана подбирает с пола старую плюшевую обезьянку. На нее надели два зеленых носка и замотали какой-то зеленой тряпкой, а поверх налепили светящихся в темноте звездочек из фольги. К спине привязан маленький игрушечный таймер. Морда у обезьянки обиженная – один из носков надет прямо ей на голову.
- Ты права, - со вздохом говорит Мелисса, сдергивая носки с обезьянки. – Мальчишки и впрямь дураки. И зануды.
Девочки ложатся спать.
Постепенно дом затихает, засыпает, и только свежий ветер шуршит по стеклам, заметает снег на дорожке, раскачивает гирлянды на входной двери, врывается в детские сны, принося с собой ту сказку, в которую они не верят.
***
Лежащая на полу старая книга распахивается сама собой, и картинка на ней начинает шевелиться. Маленький зелененький человечек одергивает шелковый пиджачок. С его золотистых крыльев сыплется невесомая пыль, и он неслышно ступает своими маленькими ножками в смешных полосатых чулках.
Он сыплет золотистую пыль сновидений на рыжие детские головы, взлетает и спархивает на первый этаж. На диване в гостиной задремала пара – подтянутый лысеющий мужчина и темноволосая маленькая женщина. Он обнимает ее за плечи. Эльф сыплет волшебную пыль на их лица – никто не должен внезапно проснуться.
Эльф облетает вокруг елки, взмахивает крыльями, и под ней появляются несколько новых свертков. В одном из них – прозрачный крупный кристалл. Завтра Маргарет подумает, что вот это – от двоюродной тети Элизабет, а вон то – от троюродного кузена Кристофера, а дети и вовсе не обратят никакого внимания – ведь свертков много, и поди запомни, который от кого.
Эльф в последний раз оборачивается на спящих.
Они его не смогут увидеть до тех пор, пока не поверят.
Часть вторая. Рождество в Чилмарке, или Сказка для Фокса
«Мы навсегда в ответе за тех,
кого приручили» Лис,
«Маленький принц»,
Антуан де Сент-Экзюпери
кого приручили» Лис,
«Маленький принц»,
Антуан де Сент-Экзюпери
24 декабря 1973 года.
21:38
24 декабря 1973 года.
21:38
Высокий темноволосый мальчишка сидит в развилке старого дерева, что стоит в саду. Он кутается в куртку, сует ладони подмышки – пальцы у него красные от холода, и уши тоже. Он не надел шапку, и никто не напомнил ему, что ее стоило бы надеть. Но идти домой ему не хочется. Со стороны кажется, что дом пуст и темен. Не слышно рождественских запахов, которыми обычно дом пропитывался почти насквозь, и которые иногда чувствовались до самой весны в самых дальних комнатах. Не слышно и рождественской музыки из маленькой музыкальной шкатулки, которую мама всегда раньше доставала перед праздником. В окнах не горит свет, никто не готовит праздничный ужин, и даже нет елки в гостиной. Елки с прозрачными шарами и золотистыми колокольчиками. С маленьким белым ангелом с крыльями из пуха. Правое крыло у ангела было сломано года два назад, и Фокс сам его подклеивал.
Ничего этого нет. И наверное, уже никогда не будет.
Мама снова заперлась в своей комнате. Фокс знает, что она там плачет. Он хотел бы быть рядом с ней, чтобы утешить ее, но мама не откроет двери – он знает и это.
Отца нет дома. Он приедет наверняка к ночи, уйдет в гостевую спальню, где спит теперь, и будет молча смотреть в черноту за окнами.
И они почти не будут разговаривать ни между собой, ни с ним.
Они теперь вообще мало разговаривают.
Год назад в это время Фокс и Саманта грызли имбирное печенье и вешали на елку последние шарики. Фокс тогда дразнил ее и говорил, что Санта-Клауса не существует, и все это выдумки. Саманта бегала к маме и жаловалась на брата, а мама умоляла Фокса перестать.
А теперь никто не бегает жаловаться, и дразнить некого.
Фокс ежится от холода – пар от его дыхания едва заметной дымкой поднимается кверху. Они часто лазили на это дерево летом – когда дерево в листве, развилка практически не видна с земли, и здесь очень удобно прятаться. Саманта требовала, чтобы Фокс рассказывал ей сказки. Фокс плохо знал сказки – он часто начинал придумывать что-то свое, а сестра сердилась и говорила, что эти сказки – неправильные, и начинала рассказывать сама. Это было редко, но Фокс помнит каждый такой летний день. Теперь на деревьях нет листвы, и сквозь голые ветки прекрасно видно землю, дом, унылое пасмурное небо.
Сказок больше не будет.
Потому что Саманты больше нет.
Она исчезла.
Нет, не исчезла. Он прекрасно помнит, как ее забрали. Он помнит, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, помнит ярчайший свет, ослепивший его, помнит странных людей, которые пришли за сестрой. Он помнит все, до последней детали, и ненавидит себя за то, что ничего не смог – хотя и понимает, что, наверное, в этом нет его вины. Но все равно кажется, что есть. И ему кажется, что и родители тоже ненавидят его за это, и он еще очень нескоро поймет, что ошибается. Он постоянно прокручивает эти воспоминания, словно старую заезженную кинопленку.
Поначалу он ждал, что Саманта вернется через какой-нибудь час. Но часы шли, а она не возвращалась. Потом он стал ждать ее завтра. Потом – через неделю. А теперь, кажется, он понял, что она не вернется.
Фокс не желает в это верить и снова и снова заставляет себя вспоминать – до звона в голове, до тошноты, до ломоты в висках. Заставляет снова и снова, словно это может вернуть ее. В конце концов ему начинают сниться кошмары – и в каждом сне это гораздо страшнее, чем было наяву, и гораздо страшнее, чем в воспоминаниях. И Фокс старается меньше спать, смотрит ночами тайком от родителей телевизор до полного отупения или бездумно читает книги. Это плохо помогает – он сейчас уже вымотан и выжат.
Двенадцатилетний мальчишка не понимает, что сам толкает себя в пропасть.
Фокс трет ладонями замерзшие уши. Здесь, наверху, по счастью, не заснуть – слишком неудобно и холодно. Поблизости нет других домов, но он хорошо знает, что везде в этот вечер празднуют Рождество. Не то, чтобы ему хотелось сейчас праздника – но ему кажется, что Саманта обрадовалась бы, если бы в доме появилась хотя бы зеленая ветка. Как она вернется сюда, если дом темный и пустой?
Фокс слезает с дерева и медленно идет в дом.
Он не чувствует голода, но знает, что есть нужно – поэтому идет на кухню, берет что-то в холодильнике – кажется, сэндвич – и съедает, запивая водой. В доме стоит полная тишина – она оглушает, давит на уши, растаптывает и раздавливает. В доме никогда раньше не было так тихо. Мальчику кажется, что дом вымер.
Он поднимается в комнату сестры.
Здесь лежат рисунки Саманты, в шкафу висят ее платья, на комоде стоят ее куклы, на полках - ее книжки. Фокс старается ничего не трогать – чтобы, когда Саманта вернется, все осталось, как было. Он садится за ее стол. Здесь лежат раскрытые книги и незаконченный рисунок. Саманта рисовала эльфа. Она считала, что эти маленькие зелененькие человечки и впрямь существуют. Их никто не видит, а они существуют. Однажды она рассказывала Фоксу, что будто бы видела настоящего эльфа в саду – он прятался в зеленой летней листве и смеялся. Человечек на бумаге немножко кривоват, крылья у него разного размера, а лицо напоминает клоунскую маску. Фокс долго смотрит на рисунок.
Он хотел бы устроить для сестры праздник – но ему неоткуда взять елку, потому что за ней надо ехать, а отец уехал на машине, да никто и не пустил бы двенадцатилетнего мальчика за руль. Фокс берет коробку с карандашами, находит зеленый и начинает рисовать. Художник из него весьма посредственный, но вскоре на том же листке, где нарисован зеленый эльф, возникает елка. Она тоже кривовата, но мальчика это не смущает. Он рисует гирлянду, игрушки, и пытается изобразить рядом Саманту.
Внезапно внизу он слышит легкие шаги.
Оставив рисунок, он выглядывает в коридор.
- Мама?
Мать поднимает на него пустые глаза, под которыми месяц не проходят черные круги, и сухо спрашивает:
- Фокс? Что ты там делаешь?
- Я… Ничего.
- Иди спать. Уже поздно.
Она поворачивается к нему спиной – почти равнодушно, а ему хочется закричать, ударить в стену кулаком – так, чтобы разбить в кровь костяшки, чтобы они поняли, чтобы вспомнили – что он тоже живой.
Что он тоже есть.
И что ему тоже больно.
Но ему кажется, что это никому не интересно. Они утонули в своем горе.
Мать снова закрывается в спальне, а Фокс быстро проходит по всему дому и везде зажигает свет. Везде – в гостиной, в своей комнате, в комнате Саманты, в гостевой спальне, где на небрежно прикрытой пестрым покрывалом постели отца лежит недочитанная им книга, на кухне, в библиотеке – везде. Он подтаскивает к антресолям стул и снимает картонный ящик с елочными украшениями – и вешает над камином красно-полосатые носки и пушистую гирлянду.
Его останавливает резкий хлопок входной двери.
У отца холодные глаза.
- Ты с ума сошел? – спрашивает он, даже не поздоровавшись. – Какой праздник? Ты что, не видишь, что с матерью? К чему вся эта иллюминация? Убери немедленно.
- Вы… - к горлу подкатывает комок, но мальчик продолжает: - Вы ведете себя так, будто она умерла! Вы не должны, вы не смеете так думать! А она не умерла, она жива! И она вернется! И я хочу, чтобы ей было куда возвращаться. Я не хочу, чтобы она вернулась в пустой дом. Я не стану это убирать, не стану!!!
Уильям Малдер замахивается, чтобы отвесить сыну пощечину. Фокс зажмуривается, но не делает и шага назад, и не выпускает коробки из рук.
Но удара не следует. Малдер-старший почти неслышно вздыхает, роняет ладонь на острое мальчишеское плечо и уходит к себе. Фокс открывает глаза и видит ссутулившуюся спину отца. Мальчику ясно, что уже никогда ничего не будет так, как прежде.
Фокс, едва сдерживаясь, чтобы не закричать, до крови прикусывает нижнюю губу и продолжает вынимать каминные украшения.
Рождество все равно должно быть. Именно для нее, для Саманты. Где бы она ни была. И для него, для Фокса, тоже. Ему невыносимо думать о том, что она может быть мертва – значит, он будет жить так, словно она жива. Она и в самом деле жива, он уверен.
Он опускается на диван, и снова и снова прокручивает в голове события той ночи. Ему все время кажется, что он что-то упускает, что что-то где-то он мог заметить - и не заметил, и это терзает его, и заставляет снова и снова вспоминать. Голова становится тяжелой, к горлу подкатывает тошнота, все кружится от неясного хоровода образов. Фокс валится головой на подушки и словно впадает в какое-то странное оцепенение – полусон, полубред… Еще бы. Он не спал почти двое суток, да и до этого в лучшем случае урывками.
Он не понимает, что если не прекратит это, то сойдет с ума.
***
С листа бумаги вспархивает маленький зеленый человечек. Он отряхивает от остатков карандашного грифеля пиджачок и трясет с крыльев пыльцу на нарисованную елку, отчего та словно вздрагивает. По комнате разносится еловый аромат.
Эльф облетает дом. Дом болен - везде горит свет, но в нем все равно темно, холодно и пусто. Это не вылечить, не уничтожить, и эльф понимает, что дом обречен. В нем слишком, слишком холодно, в нем слишком много непонимания и обиды. Но кое-что все же можно сделать. Эльф сыплет на головы задремавших взрослых золото своей пыльцы – чтобы хоть немного унять боль, подарив взамен нее каплю надежды.
Но им не на что надеяться.
Эльф спархивает на первый этаж.
На диване, скорчившись, лежит темноволосый подросток, поджав к животу длинные ноги и отбросив назад голову. Ему холодно в стареньком свитере, который явно мал ему – из рукавов далеко торчат худые мальчишеские запястья. Но холодно ему не только из-за этого. Он бледен и измучен бессонницей, и сейчас его снова скручивают кошмарные сновидения, в которых он то не может выбраться из горящего дома, то не может протянуть руку своей сестре, то падает в черную бездонную пропасть.
Эльф сыплет ему на голову золотистую пыль, и тяжелые сны, что мучают мальчишку, затухают, превращаясь в смутную тень, в неясное воспоминание. Они никогда не уйдут полностью – но они уже не смогут свести его с ума. Может быть, когда-нибудь он захочет вспомнить снова. Может быть.
Но сейчас не время.
Эльф перелетает на камин, и один из пестрых полосатых носков мгновенно тяжелеет. Утром Фокс найдет там книгу. На обложке книги – корабль, на палубе которого стоит одноногий капитан и смотрит в море. Рядом с капитаном – его помощник. Они всегда вдвоем – капитан и помощник. И они смотрят вместе – в одном направлении.
Но это будет завтра.
Эльф в последний раз оглядывается на мальчика.
Чтобы верить, ему вовсе не нужно видеть.
Часть третья.
Рождество в Олбани, или Сказка для федеральных агентов
"…Ты в сон завернись
и окутайся им.
Во сне можно делать все то,
что захочется,
все то,
что бормочется,
если не спим."
«Любимая, спи», Е. Евтушенко
и окутайся им.
Во сне можно делать все то,
что захочется,
все то,
что бормочется,
если не спим."
«Любимая, спи», Е. Евтушенко
двадцать шесть лет спустя
двадцать шесть лет спустя
***
Это опять оказался не он. Опять. Я опять ошибся. Это невозможно. Это случилось опять. А я думал, что все получится. И ОНИ говорили мне, что в этот раз все получится, как нужно, и что это будет он. И тогда они наградят меня.
Ненавижу.
Как же я ненавижу их всех.
***
Штаб – квартира ФБР,
Вашингтон, округ Колумбия
22 декабря 1999 года
- Этого еще не хватало, - специальный агент ФБР Фокс Малдер раздраженно хлопнул папкой об стену лифта. – Мало того, что скоро сочельник, ведь пятница на носу!
Они спускались вниз одни - в кабине служебного лифта больше никого не было.
- Малдер, с каких пор тебя огорчает перспектива работать в выходные? – специальный агент ФБР Дана Скалли потянулась за папкой. – И вообще, пятница только послезавтра. Скиннер уже успел просветить тебя, что на этот раз?
Малдер хотел ответить, что перспектива работать в выходные на Рождество перестала прельщать его еще в прошлом году, но промолчал. Не факт, что она правильно поймет его.
- Ты будешь смеяться.
- С какой стати? – Скалли открыла картонную обложку. – Убийство Санта Клауса?
- Ну, не Санта Клауса, конечно, а актера, загримированного под Санта Клауса. Не одного, разумеется. Ради одного полиция в канун Рождества не стала бы связываться с Бюро. Нас ждут на месте последнего убийства. Скиннер дал нам буквально пару часов на осмотр места происшествия и сбор информации, а потом нас будут ждать на совещании.
Лифт бесшумно раскрыл двери, и агенты отправились в сторону своего подвального кабинета – забрать пальто.
- Бедные дети, - вздохнула Скалли, перелистывая фотографии с мест прошлых происшествий. - Когда практически на твоих глазах убивают Сказку, не очень-то весело.
- Нас лучше пожалей. Имей в виду, что если дело затянется, то ты к матери и брату на Рождество не попадешь.
Скалли промолчала. Не говорить же, что если бы у перспективы не попасть на Рождество к матери были бы несколько иные причины, нежели очередной маньяк, она, возможно, и не была бы против. Но он все равно не поймет.
***
…Пока они ехали в сторону торгового центра, Малдер рассказывал:
- Убийства начались почти неделю назад. Первые произошли в трех городах штата Нью-Йорк. Все города находятся в пределах пятидесяти-шестидесяти километров от Олбани или Нью-Йорка. Первое произошло семнадцатого декабря. Утром пришли уборщики торгового центра и обнаружили тело в санях, заваленное оленьей шкурой и мешком с игрушками. Накануне Санту видели в начале первого ночи, перед закрытием магазина, разумеется, живого. Но никто из служащих не помнит, чтобы он уходил. Более того, они его даже опознать не смогли – потому что большинство видело только одетым и загримированным. В лицо его знал лишь владелец магазина. Итак, Майкл Гордон, пятидесяти восьми лет, был убит ударом острого узкого предмета, предположительно ножа, в сердце. Предварительно оглушен ударом по голове сзади. Мистер Гордон не имел постоянного места работы, в этом году подвизался играть Санту впервые. Мешок с игрушками принадлежал торговому центру, костюм тоже. Местная полиция предположила, что его убили с целью наживы, но ценностей и денег у Гордона при себе не было, товары не взяли. Время убийства – с часу до четырех ночи. Точнее сказать сложно, поскольку тело было укрыто. Семьи у Гордона не было, его квартирная хозяйка ничего внятного не сказала, обыск квартиры ничего не дал. Второе убийство случилось почти ровно через сутки по тому же самому сценарию. Убит Юджин Дэйл, пятьдесят девять лет, грузчик местного торгового центра, который играл роль Санты каждый год на протяжении четырех лет. Семьи тоже нет, никаких полезных сведений у хозяина дома получить не удалось. С обыском то же самое. Пока полиция двух городов пыталась найти еще что-то общее, произошло третье убийство. Девятнадцатого декабря. Примерно в семь тридцать утра. Мортимер Свенсон, по происхождению швед, шестидесяти трех лет. Обнаружен супругой мертвым за прилавком собственного магазина детских товаров в восемь утра. В костюме Санты. Касса была вскрыта, но поскольку Свенсон аккуратно извлекал выручку каждый вечер, поживиться убийце не удалось. Если кассу вскрыл убийца, конечно. Жена ничего пояснить не смогла. После этого полиция всполошилась окончательно и потребовала приставить охрану чуть не к каждому Санта Клаусу или вовсе отменить всю эту клоунаду. Объявление было сделано по местному каналу телевидения. Отменять никто не стал. Но пока они ловили убийцу Санты в пригородах Олбани, убийство произошло двадцать первого декабря на рассвете в Вирджинии. Сорок километров от Вашингтона.
- Он перебрался в соседний штат, - кивнула Скалли, просматривая фотографии убитых.
- Несомненно. Наверное, тоже смотрит телевизор. Здесь он собрал аналогичный урожай, но уложился за двое суток. Двадцать первого декабря обнаружено тело Хьюго Джексона, шестидесяти пяти лет, владельца магазина сладостей. Каждый год под Рождество он стоял за своим прилавком в костюме Санты. Его нашла мертвым в десять утра дочь, Марта Джексон, которая тоже там работает. Джексон был небрежен в денежном вопросе, и из кассы была свистнута выручка за пять дней, которую он не извлекал. Согласно медицинскому заключению, убийство произошло от семи до девяти часов утра. В Балтиморе на рассвете был найден мертвым Кевин Макмиллан, пятидесяти шести лет, разнорабочий торгового центра, накануне в костюме Санта Клауса рекламировавший детские товары. Судя по заключению, убит в промежутке от полуночи до трех ночи. Вся картина та же самая.
- За одну ночь двоих? – удивилась Скалли. – Торопится?
- Возможно. Кстати, вылезай. Если и мы не поторопимся – по тротуару пешком, то доберемся до места аккурат к Новому Году. Впереди пробка.
Малдер выбрался на тротуар, Скалли тоже, и они поспешили вперед, прикрывая лица от резкого холодного ветра.
- Итак, это было двадцать первого числа. Сегодня двадцать второе. Информация разослана во все окрестные города и соседние штаты, возможно, он гастролировал где-то еще и мы не в курсе ситуации. Сегодня ночью убит Роджер Прескотт в торговом центре Арлингтон. Вот туда мы сейчас и идем.
- Что-нибудь общее у них есть, кроме того, что они все исполняли роль Санта Клауса и были белыми мужчинами? – спросила Скалли, пытаясь натянуть на лицо воротник пальто. Жесткий колючий ветер безжалостно бил в лицо, заставляя зажмуриваться и продвигаться вперед почти ощупью.
- Возраст и внешность похожи – но иначе и не может быть, с учетом того, кого они изображали. Нам сюда, - Малдер махнул рукой.
В торговый центр никого не впускали, и недовольные покупатели бурно обсуждали это возле входа. Малдер показал удостоверение офицеру полиции:
- Федеральное Бюро Расследований, специальные агенты Малдер и Скалли.
Офицер пропустил их и указал вглубь помещения.
Агенты двинулись туда.
В торговом центре было непривычно тихо. Зал был разукрашен к Рождеству гирляндами, мишурой, елочными украшениями и искусственным снегом. В подсвеченной нише устроили Вертеп, где крошечные фигурки застыли в вечной сцене, а неподалеку в самом темном углу зала стояли большие, сделанные из фанеры сани, покрытые искусственными оленьими шкурами. В воздухе по-праздничному пахло имбирем и корицей, но праздника как-то не чувствовалось.
Потому что под шкурами лежало тело, и кровь пропитала искусственный мех.
Один из полицейских, мельком глянув на удостоверения агентов, кивнул головой.
- Вот. Мы специально не убирали, ждали вашего прибытия. Наши ребята все уже сделали. Нам только маньяка под Рождество не хватало…
Рядом с полицейским, комкая в руках тонкий белый платок, переминался с ноги на ногу бледный помощник управляющего торговым центром.
- С-скажите… А его быстро найдут?
- Пока ничего не могу сказать вам, сэр, - ответил Малдер. – Разрешите…
Возле саней стояли еще несколько полицейских.
- Детектив Кэпмбелл, - представился один из них, судя по всему, старший.
- Специальные агенты ФБР Малдер и Скалли. Офицер, вы получили данные по остальным убийствам?
- Да, конечно, получили. Но ничего необычного не нашли. Все точно так же – сначала оглушили чем-то тяжелым, потом удар в сердце. Орудия преступления нет.
- Какие-либо следы? Отпечатки?
- Ничего, сэр. Пока данные неполные, эксперты работают, но думаю, что мы ничего особенного не обнаружим. Тело нашли служащие, пришедшие на работу в половине восьмого утра. По словам наших экспертов, его убили на рассвете, от четырех до шести часов.
Малдер опустился на корточки, чтобы осмотреть тело повнимательнее. Скалли склонилась рядом – так близко, что Малдер невольно вдохнул почти неслышный аромат, исходивший от ее волос – а он уже давно запретил себе это делать.
Даже случайно.
- Судя по всему, подушкой парень не пользовался, - отметил он. Убитый пожилой мужчина и вправду был грузен – на вид не менее двухсот сорока фунтов при росте около шести футов, и костюм Санты безо всякой подушки с трудом застегивался на нем. – Кто он?
- Роджер… Роджер Прескотт, - поторопился ответить помощник управляющего. – Мы наняли его неделю назад, по объявлению.
- Фамилия мне известна. Вы знали его раньше? – сухо спросил Малдер.
- Нет, сэр.
- Вы знаете о нем что-нибудь?
- Нет, сэр. Вернее, я не помню. Но у меня записано, где он живет… И прочее… Если вам что-то нужно…
- У него есть родственники?
- Не знаю, сэр, - смутился помощник управляющего. – Кажется, нет, сэр.
- Что-нибудь еще необычное нашли? – поинтересовался Малдер у детектива.
- Боюсь, что нет, - ответил тот.
Малдер и Скалли переглянулись и отошли в сторону.
– Маньяк убивает людей, переодевшихся Сантой. Самое разумное – прекратить эти рождественские посиделки, пока не поздно, почему этого не сделано, мне не понятно, - сказала Скалли недоуменно.
- Я бы с тобой согласился, Скалли, если бы не один нюанс, - Малдер не сводил глаз с полицейских, которые, будто муравьи, копошились возле неподвижного тела. Неподалеку столпились служащие торгового центра, с которыми разговаривали еще несколько офицеров. Хорошенький у людей вышел праздник, ничего не скажешь.
- Какой?
- Как он их выбирает? Даже в самом небольшом городке, который он посетил, не один такой вот Санта. Однако не убивает же он всех подряд. По какому принципу? Я боюсь, что он на наших подсадных уток может просто так не купиться, если мы устроим ловлю на живца.
- Малдер, это обыкновенный маньяк. Ты же не бегаешь в отдел ОТП на каждое их аналогичное дело.
- Ты думаешь?
Скалли вздохнула.
- Однако Скиннер счел нужным отправить нас сюда. Просил обратить внимание на отчеты по вскрытиям. Ты ведь уже осмотрела тело? Можешь сказать что-либо? Есть что-то необычное?
- Практически ничего. Но если ты заметил, то борода отсутствует. Парик на месте, а бороды нет. И на лице у него следы от театрального клея. И судя по всему, бороду сорвали, поскольку в некоторых местах на коже лица и подбородка свежие ссадины. Все, как сказал офицер. Оглушен сзади по голове, затем убит в сердце острым длинным предметом небольшого диаметра, с односторонней заточкой, возможно, длинным узким ножом.
- Ясно, - кивнул Малдер. - А еще что-нибудь?
- Еще? – Скалли задумалась. – Что-то еще кажется мне неестественным. Но что, пока не пойму.
- Погоди.
Малдер вернулся к саням.
- Офицер, вы ничего не находили? Никаких записок, никаких необычных деталей?
- Нет, сэр.
- А бороду нашли?
- Ищут, сэр.
Малдер вздохнул.
- Боюсь, борода давно уже вознеслась дымом к небесам, - сказал он, вернувшись к напарнице. – Одному богу известно, зачем она ему понадобилась.
- Малдер, это ведь твой конек – маньяки, - ответила Скалли. – Так что внимаю вам, сэр.
В это мгновение подошел один из полицейских с небольшим пестрым мешком в руках:
- Мы нашли это в мусорном контейнере за торговым центром. Судя по всему, там детские письма, сэр. Служащие утверждают, что вчера мешок был при нем.
- Приобщите к делу, и пусть все письма проверят. Хотя вряд ли мы что-либо найдем. У вас есть еще вопросы? – поинтересовался он у агентов ФБР. Голос детектива звучал невесело.
- Кто обнаружил тело?
- Управляющий. Мистер Фриман. Торговый центр работает с восьми утра до полуночи, управляющий приходит в половину восьмого. Будете с ним разговаривать?
- Да, конечно, - Малдер кивнул головой.
Управляющий был совершенно раздавлен.
- Майкл Фриман? – спецагент ФБР показал свое удостоверение. – Специальные агенты ФБР Малдер и Скалли.
- Я все уже рассказал полиции, - автоматически ответил Фриман, устало прикрывая глаза. – Я пришел сюда в половину восьмого, зашел с черного хода – я всегда так делаю. В торговый зал пошел не сразу – я решил, что случился сбой в системе отопления торгового зала и сперва спустился в подвал… Потом, когда поднялся в торговый зал, нашел тело и сразу вызвал полицию. Все. Ничего особенного не заметил, ничего необычного тоже. Полиция считает, что убийца ушел через черный ход – может быть, оно и так, поскольку он мог просто захлопнуть там дверь – замок автоматический, и все… Мне больше нечего добавить.
- А что случилось с отоплением? – спросила Скалли.
- В зале было очень холодно, я решил, что оно отключилось. Но все работало, и почему было холодно, я не знаю, - нетерпеливо ответил управляющий. Было очевидно, что разговор не доставляет ему никакого удовольствия. – Наверное, убийца выбил где-то окно…
- Что-нибудь еще вы можете сказать?
- Нет. Агент Малдер, я рассказал это все уже раз на пять. Так что добавлять нечего.
- Хорошо. Пока у меня больше нет вопросов.
Управляющий отошел в сторону, оперся локтями о прилавок и закрыл ладонями глаза.
Малдер снова направился к детективу – поинтересоваться насчет разбитых окон.
- Нет, мы ничего такого не нашли, - ответил тот. – Но здесь и вправду было холодно с утра - сейчас-то нагрелось уже. Поэтому и с определением времени убийства возникли проблемы. Что-то еще, агент Малдер?
- Пока нет. Сообщите, если найдут бороду. Ты собираешься присутствовать при вскрытии? – Малдер обернулся к Скалли. Лучше стоять на шаг дальше. Иначе это почти невесомое ощущение будет преследовать его весь день, даже тогда, когда ее уже не будет рядом. Он слышал этот почти неуловимый аромат сквозь корицу и имбирь, сквозь духоту торгового зала, сквозь запахи пота и табачного дыма, исходящие от полицейских, и даже сквозь тяжелый сладковатый запах крови убитого.
И хорошо, если он будет преследовать его только день.
- Малдер, спасибо за шикарный рождественский подарок, - усмехнулась Скалли, - Никаких особенностей у предыдущих тел не было. По крайней мере, этого нет в протоколах. Посмотрим, что скажет полицейский эксперт, потом я еще раз сама осмотрю тело.
Малдер быстро пролистал папку.
- В трех последних случаях в описании костюма жертвы борода так же отсутствует, - Малдер задумался. – И только в двух случаях она была найдена позднее в мусорных контейнерах неподалеку от места происшествия. Как думаешь, это не может быть ритуальным убийством? – поинтересовался он.
- Не думаю. Я не припоминаю культов с убийством Санта-Клауса.
- Да и на маньяка тоже не очень похоже. Он практически не оставляет следов. Принимает меры, чтобы затруднить определение времени убийства. Не слишком расчетлив для маньяка? Мне непонятно и другое. Жертвы сильно отличаются. Социальным положением, например. От безработных до владельцев магазинчиков. От случайных людей до постоянных служащих…
- Малдер, зато они все – Санта Клаусы. Ты и сам знаешь, что для маньяка этого более чем достаточно. Надо искать общее. Что-то же отличало их от остальных. Если это действительно маньяк, а не попытка, допустим, убрать конкретного человека. Где проще всего спрятать что-то? Среди аналогичных вещей.
- Не думаю, что это банальное убийство, замаскированное под серию. Слишком сложно и слишком быстро – шесть трупов в неделю.
К ним подошел офицер полиции.
- Господа агенты, я думаю, это вас заинтересует.
Он протянул Малдеру прозрачный полиэтиленовый пакетик для вещдоков, в котором белел небольшой кусочек бумаги.
- Тут всего три слова, агент Малдер.
Малдер осторожно взял пакетик в руки. Листочек был маленький, исписанный разноцветными стрелками, окружающими текст. Буквы были тоже нескольких цветов.
- «Это не он». Где это нашли?
- В мешке с письмами. Это не слишком-то похоже на письмо Санта Клаусу.
- Раньше он таких меток не оставлял, - заметила Скалли, перелистывая дело.
- Ситуация меняется. Еще бы знать куда. Он кого-то ищет? Поэтому срывает с них бороды? Ищет кого-то конкретного?
Малдер протянул пакетик полицейскому.
- Нужна экспертиза почерка.
Полицейский ушел.
- Не нравится мне это дело, Скалли. Я не вижу четкой картины. Позвони мне, когда закончишь осмотр тела жертвы. И вскрытие, конечно.
Скалли вздохнула – обычно так все и заканчивалось. Она увидела, что к саням подошел судмедэксперт полиции, и направилась к нему.
Судмедэксперт хмуро почесывал подбородок.
- Не нравится мне это, - сказал он, обращаясь к пустоте и невольно повторяя слова Малдера.
- Что именно? – поинтересовалась подошедшая Скалли.
- Очень уж чисто сработано. Крови немного. Тело лежало на боку, и смотрите, всего ничего натекло... При ударе ножом в сердце все вокруг выглядит немного не так.
…Малдер задумчиво смотрел на грузное тело человека в красном костюме, который уже никогда и никому не пообещает подарков и «Веселого Рождества».
«Это не он».
Если это не он – то кто он? И означает ли это, что убийства будут продолжаться?
(далее текст фика в комментах)